ГОКУ Государственный архив Мурманской области

НА КРАЮ ЗЕМЛИ РУССКОЙ

Мы продолжаем публикацию цикла статей «На краю земли Русской», подготовленных сотрудником Государственного архива Мурманской области Дмитрием Ермолаевым и посвященных истории Борисоглебского храма на реке Паз и Пазрецкого саамского погоста. Предлагаем вашему вниманию четвертую часть этого цикла.

4. ЛОПАРСКИЙ ЗАСТУПНИК

Строитель, пограничник, медик

Настоятелем вновь созданного Пазрецкого прихода стал священник Константин Прокопьевич Щеколдин (1867-1915). «Честен он был до болезненности, - вспоминали очевидцы. - Он не стяжал себе сокровищ здесь, на земле, и ничего не запасал для себя ни на черный, ни на завтрашний день. Все, что оставалось у него по удовлетворении его несложных насущных потребностей, все это он целиком раздавал беднейшим из своих прихожан».

Мало кто представляет теперь, что значило в ту пору быть священником. Помимо исполнения основных своих - богослужебных и пастырских - обязанностей батюшке приходилось делать и многое другое. Вот лишь несколько примеров.

В 1873 году Щеколдину, служившему тогда в Печенгском приходе, пришлось выступить в роли строителя гидротехнических сооружений, для чего он ходатайствовал перед епархиальным начальством «о беспошлинном отпуске леса для сделания вдоль берега реки Манны режа». Реж - специальное заграждение, должное сберечь Сретенский храм от размыва почвы под ним в паводок.

В 1878-м Константин Прокопьевич на время стал пограничником и полицейским, лично задержал обвиняемого в различных преступлениях отставного коллежского регистратора Кирилла Шабунина при попытке перехода границы.

Еще десять лет спустя, в начале 1888 года, кто-то распустил фантастический слух, что паства отца Константина - лопари Пазрецкого погоста - почти в полном составе поражена «стыдной» болезнью - сифилисом, происходящей якобы от соответствующего образа жизни.

Поскольку священник оказался едва ли не единственным в Пазреке грамотным человеком, с него и потребовали ответа. Пришлось батюшке на время переквалифицироваться в медика, чтобы доходчиво объяснить уездным и губернским чиновникам, что слухи не имеют ровным счетом ничего общего с действительностью и «что в Пазрецком погосте больных сифилисом никого нет».

Сделал себя сам

Пожалуй, современные англичане назвали бы его self-made man - человек, который сделал себя сам. Действительно, двадцатидвухлетний выпускник Архангельской семинарии, прибывший на Кольский полуостров 23 марта 1868 года, вовсе не был ни авторитетным священником, ни знатоком саамской культуры. Лишь подвижническое служение Богу, Церкви и людям позволило ему стать тем, кем он стал.

Знавшие его отмечали, что уже в первые годы жизни на далекой окраине России Щеколдин неустанно трудился и заслужил «от своих духовных детей особую любовь и уважение». Показательный момент: в ту пору отец Константин еще не знал саамского языка!

Признавая его проповеднический дар, члены Архангельской Консистории тем не менее отмечали в 1874 году, что «священник Щеколдин немалое время живет между лопарями, мог бы и научиться их языку». И он научился, более того, стал выдающимся специалистом, с которым советовались, мнением которого дорожили.

И так - во всем. Начиная порой с нуля, Щеколдин впоследствии добивался замечательных результатов. Взять хотя бы такой факт: в рапорте благочинному от 27 ноября 1878 года Константин Прокопьевич сообщает о своих пазрецких прихожанах: «В чем всего более можно упрекнуть лопарей, - это в чрезмерном употреблении хмельных напитков, особенно при свадьбах, и слово убеждения против этого действует мало».

Но прошло время, и один из очевидцев отметил, что в погосте, благодаря Щеколдину, не наблюдалось пьянства. «Нет ни кабака, ни тайной продажи водки и знаменитого мурманского рома», тогда как в соседней Печенге вследствие «свободной продажи отравы, называемой ромом... лопари дошли до совершенного нравственного растления, обезличения и материального убожества».

Посреди нищеты и скудости

В 1888 году он открыл ставшую впоследствии знаменитой передвижную церковно-приходскую школу для лопарей, в которой занятия проводились на местах сезонных кочевий. И тут тоже все было непросто. Достаточно вспомнить, что на момент образования при пограничном Борисоглебском храме отдельного прихода грамотных среди местных лопарей не было вообще.

А к концу жизни отца Константина каждый третий житель погоста умел читать и писать. Заслуга в этом исключительно самого Щеколдина, который не только зимой выезжал за десятки километров от дома для обучения саамских ребятишек, но и частенько «откочевывал» со своими подопечными на рыбные промыслы, занимаясь подчас с каждым из учеников индивидуально.

Его талант и энергия позволили объединить вокруг школы группу благотворителей, иногда противоположных по взглядам и убеждениям. Так, среди жертвователей на дело просвещения пазрецких лопарей были обер-прокурор Святейшего синода, общепризнанный консерватор Победоносцев и ученый-этнограф либерального толка Харузин, считавший, к примеру, что Печенгский монастырь не принес саамам ничего, кроме зла. Несмотря на различие позиций, и тот и другой внесли свою лепту в содержание пазрецкой школы.

Когда читаешь биографию Щеколдина, кажется, что все давалось ему легко. Ну в самом деле, еще не достигнув тридцатилетнего возраста, стал настоятелем только что построенного, самого красивого, по отзывам современников, храма нашего края. Водил знакомство с членами царской семьи и зарубежными монархами. Получал наибольшее из всех кольских батюшек материальное содержание. В общем, баловень судьбы, да и только. Однако первое впечатление обманчиво.

2 ноября 1886 года Победоносцев писал императору Александру III: «В так назыв. Пазрецком погосте лопарском, в углу, отрезанном и от Мурмана и от всей остальной России... в совершенной глуши и пустынности, один достойный священник, о. Щеколдин, посреди нищеты и скудости всякого рода, один сеет и поддерживает первоначальную культуру и религиозное чувство в лопарском населении...

Чтобы оценить энергию такого скромного деяния, надо сравнить его с норвежскими соседями. В 10 верстах от него, через границу, живет в прекрасном казенном доме пастор, получающий 3200 крон (около 1700 р.) и даровые разъезды, доктор, с жалованием в 2600 крон, и шесть школ, в коих учителя получают 24 кроны в неделю. Щеколдин получает 700 р. бумажками».

Семьсот рублей на 8 человек семьи - очень мало. Сам Щеколдин в одном из своих рапортов сообщал, что едва сводит концы с концами, только чтобы не умереть от голода.

Книг больше, чем читателей

К счастью, заботы о хлебе насущном не поглощали его целиком. И когда в 1893 году на Архангельскую кафедру взошел известный миссионер владыка Никанор и вскоре был создан Архангельский комитет Православного миссионерского общества, Щеколдин стал одним из его активных деятелей. Чтобы в следующем, 1894, году, будучи уже членом переводческой комиссии при миссионерском комитете, опубликовать первую подготовленную отечественным специалистом книгу на саамском.

Его перевод Евангелия от Матфея на нотозерский диалект лопарского языка, на котором разговаривали жители Пазреки, вышел в свет - неслыханное в ту пору дело - тиражом, превышающим число грамотных саамов. И получил распространение по всему нашему краю.

К примеру, заведующий Сонгельской церковно-приходской школой Михаил Терентьев 15 ноября 1894-го уведомлял Кольское училищное отделение, что «при занятиях с учениками будет это Евангелие познакомлено, а с лопарями, умеющими хорошо говорить по-русски, будет переведена 2 глава».

За этот свой труд отец Константин был удостоен звания почетного члена Архангельского комитета Православного миссионерского общества. Но не остановился! В следующем, 1895, году издал «Азбуку для лопарей, живущих в Кольском уезде Архангельской губернии» - первый саамский учебник. Эти две книги, по сути дела, заложили фундамент современной саамской литературы.

Последняя капля елея

На склоне лет, в 1905-м, он пытался перебраться южнее - под Холмогоры. Но Кольский Север не отпустил, и ровно через месяц отец Константин вернулся в Пазреку. В конце жизни его называли старцем не только из-за возраста, но и за высокие духовные качества.

Скончался Щеколдин, окруженный всеобщим почетом и уважением, 5 октября 1915 года. В некрологе, помещенном в Архангельских епархиальных ведомостях, сообщались подробности последних дней его жизни: «Всем уже ясно было видно, что здоровье его с каждым днем тает и тает. С наступлением сентября он был уже не в состоянии выходить из своего дома...

Наступил октябрь. Больному становилось все хуже и хуже. Было ясно, что о. Константин доживает свои последние дни. Тогда немедленно же были отправлены в Печенгский монастырь сначала письмо, а затем и телеграмма с просьбою по возможности поскорее послать в Пазреку иеромонаха.

Между тем в телесном сосуде о. Константина догорала уже последняя капля елея. И скромный светильник, в течение почти полусотни лет беспрерывно горевший своим ровным, ласкающим светом и ясно светивший им на нашей далекой северной окраине, тихо угас.

Посланный из Печенги в Пазреку иеромонах о. Иона прибыл сюда, вследствие осенней распутицы, с опозданием и поэтому не застал уже о. Константина в живых».

Современники относили Щеколдина к «героям духа, носителям идеи», отмечали, что «в его лице пазрецкие лопари потеряли не только своего горячо любящего их духовного отца, но и своего, близкого им, помощника и заступника в их нуждах, обидах и горе».

Его могила, затерявшаяся, было, из-за разрушительных катаклизмов, прокатившихся и по этому окраинному уголку Русской земли, вновь обретена в 90-е годы минувшего столетия. Приезжая в Борисоглебский храм, я обязательно подхожу к невысокому холмику, увенчанному деревянным крестом. И думаю о том, как много можно успеть всего за одну жизнь, ничего не разрушая, никого не завоевывая, - только строя и созидая.